Принцип Д`Аламбера - Эндрю Круми

Выглянуло солнце, и я, как обычно, пойду прогуляться, а по возвращении примусь за любезно присланный вами великолепный том Лукреция.

Пьер Мишле — Клоду Мартиньи

15 февраля 1774 года

Гибер заставил меня поклясться, что я не стану никому рассказывать о его любовных делах, но если он сам не способен хранить свои тайны, то не вправе рассчитывать, что это будут делать за него другие. Кроме того, я уверен, что не я первый, кто узнал о его связи с мадемуазель де Л'Эпинас.

Всем известно, что на протяжении нескольких лет у нее продолжался роман с графом де Мора, больным испанцем, который, по мнению многих, вряд ли долго протянет. Теперь она отдала свое сердце Гиберу. Эта любовь началась до его отъезда в Германию, и теперь они обмениваются бесчисленными письмами. Гибер показал мне некоторые ее письма, а также копии своих изысканных ответов. Вернувшись на прошлой неделе в Париж, он в среду вечером явился в ее апартаменты (подробно описав мне все, что там произошло).

Мадемуазель де Л'Эпинас проявила большую осторожность для того, чтобы посещение Гибера осталось незамеченным. Господин Д'Аламбер, который присматривает за мадемуазель де Л'Эпинас, как гувернантка, в тот вечер отсутствовал и должен был вернуться не раньше полуночи. Мадемуазель де Л'Эпинас отошла ко сну в девять часов, слуги немного позже. Она попросила его подождать под ее окном до половины десятого. В это время в ее комнате погас свет, что было сигналом для графа войти в ее апартаменты. Мадемуазель де Л'Эпинас сама открыла дверь и впустила своего гостя. Больше всего она боялась, что ее увидят ходящей по дому, и на этот случай она решила притвориться сомнамбулой. Слуги, увидев это, оставят ее в покое из страха разбудить. Войдя в дом, Гибер — этот добрый вояка — сумеет тихо прокрасться в ее спальню.

Настало назначенное время, и карета Гибера остановилась в нужном месте. В окне спальни погас свет, и наш галантный кавалер вошел в дом. Привратник не оказался помехой, так как Гибер молча дал ему денег и поднялся наверх. Мадемуазель де Л'Эпинас встретила его, и они направились в ее спальню. Надо ли мне рассказывать, что последовало дальше? Я все равно не смогу сделать это столь же красочно, как Гибер. Может быть, он сам расскажет вам эту историю.

Жюли де Л'Эпинас — графу де Гиберу

17 февраля 1774 года

Зачем ты добиваешься мой любви? Какая тебе от нее польза? Тобой и без того восхищаются многие другие женщины. Ты сумел заставить мадам де Монсож поверить в то, что влюблен в нее, и делаешь ее и меня несчастными.

Я ненавижу и презираю общество и желаю найти успокоение в одиночестве, но ты не даешь мне этого сделать. Если бы я смогла убедить господина Д'Аламбера не жить со мной, то обрела бы покой, но, испытывая к тебе всепоглощающую страсть, я не смогу его найти. Ты мучаешь меня даже своей добротой.

За много лет я научилась обходиться без счастья. Но ты научил меня наслаждению, и я не знаю, смогу ли я без него жить. Под любым предлогом откажись от визита к мадам де Монсож и не медля приезжай ко мне.

Франсиско Кастелар — Жюли де Л'Эпинас.

Письмо датировано 15 мая 1774 года, доставлено 3 июня 1774 года

Мой господин граф де Мора умер вчера. Он был тяжело болен с февраля, и когда смерть стала неизбежной, попросил меня отвезти его в Париж, чтобы, по его словам, закончить там важные дела. Но граф скончался, прежде чем мы успели достичь Пиренеев.

Смерть была милостива к нему. После многих дней страданий он впал в глубокий сон, от которого так и не пробудился. Во сне его лицо стало покойным и исполненным юношеской радости, таким, каким мы все его помним. Возможно, Господь Бог поступил странно, отняв у нас столь чистую и благородную душу, но мы тем не менее должны благодарить Его за то, что Он позволил нам узнать человека справедливого, доброго и честного во всех своих поступках.

Перед тем как лишиться сознания, граф попросил меня известить вас о его смерти и вернуть вам все письма, написанные ему вами, — их вы найдете в ларце. Граф также попросил меня сказать вам о его бессмертной любви к вам. В его намерения, сказал он, входило приехать в Париж, чтобы просить вашей руки. Нет нужды говорить вам, насколько я опечален, во-первых, смертью возлюбленного графа, а во-вторых, обязанностью передать вам его последнее прости. Мы утратили лучшего на земле человека.

Клод Мартинъи — графу де Крильону

12 июня 1776 года

Полагаю, что вы были хорошо знакомы с мадемуазель де Л'Эпинас и знали о ее связи с графом де Гибером, все так называемые достоинства которого стали в полной мере ясны мне только теперь. Мне тяжело называть другом человека, разбившего сердца двух невинных людей (Д'Аламбера и мадемуазель де Л'Эпинас) и считающего это своим триумфом. Его печаль по поводу смерти бывшей любовницы неискренна, а мелкость чувств очевидна. Даже сейчас, когда после смерти мадемуазель де Л'Эпинас прошло так мало времени, он выражает намерение опубликовать ее письма к нему.

Естественно, он покинул ее до кончины. Поиграв с ней около полутора лет, он заявил, что ему пора жениться, и его избранницей стала (как вам, без сомнения, известно) прекрасная мадемуазель де Курсель. Едва ли стоит удивляться тому, что мадемуазель де Л'Эпинас, ослабленная горем и опием, заболела лихорадкой, которая в прошлом месяце унесла ее жизнь.

Возможно ли на самом деле, чтобы Д'Аламбер ничего об этом не знал? Трудно поверить в то, что человек, живший рядом с ней, деливший ее жизнь со своей, не ведал того, что знали столь многие. Однако мне кажется, что дело обстояло именно так, ибо всю правду сказали ему только письма и бумаги, которые он обнаружил после того, как она закрыла глаза и оставила его навеки. Д'Аламберу достались также черновики всех ее писем, которые он теперь вынужден приводить в порядок, и все ответы от мужчин, которые, можно сказать, украли ее у него из-под носа. Может ли кто-либо представить себе боль, с которой соединилось горе его утраты? Он отправил Гиберу письмо (которым тот похвастал передо мной, как охотничьим трофеем), полное негодования, но не смог скрыть боль и отчаяние. Д'Аламбер посвятил жизнь мадемуазель де Л'Эпинас, и все эти годы самоотвержения оказались потерянными, превратившись в сон, рассеявшийся как дым после тяжкого пробуждения. Жизнь прошла зря, и теперь Д'Аламберу остается только одно — ждать последнего убежища могилы.

Он оставил квартиру на улице Бельшасс и переехал в Лувр, заняв апартаменты, положенные ему как постоянному секретарю Академии Наук. Посетителей он не принимает.

Я написал ему, выразив соболезнование по поводу тяжелой утраты, и он в ответ попросил меня предоставить ему любые сведения о жизни женщины, которую, как теперь понял Д'Аламбер, он никогда по-настоящему не знал. Я отослал ему всю имевшуюся у меня корреспонденцию, которая может лишь усугубить его боль, но искренность его просьбы не позволила мне воздержаться от этого. Возможно, вы захотите поступить так же и попросите своих знакомых помочь господину Д'Аламберу. Он отдал многие годы работе над «Энциклопедией», но теперь ему приходится заниматься самыми мучительными в его жизни исследованиями.

Салон мадемуазель де Л'Эпинас был лучшим в Париже, ее смерть означает падение целой империи. Я слышал, что, когда слух о смерти мадемуазель де Л'Эпинас дошел до ее тетки мадам дю Деффан (которой уже за восемьдесят), последняя сказала: «Раньше эта новость опечалила бы меня. Но теперь она для меня ровным счетом ничего не значит».

VIII

Жюстина встала и вернулась в гостиную. Посетителя не было, и она не слышала, как он ушел. На стуле осталась лежать рукопись, которую пришелец оставил для Д'Аламбера. Манускрипт назывался «Космография». Жюстина взяла папку и вернулась в кабинет. Скоро должен был вернуться Анри. Его отлучки обычно бывали не слишком долгими.

Д'Аламбер сидел в той же позе, уткнувшись лицом в стол. Пока Жюстина читала, он ни разу не пошевелился. Что с ним? Она прислушалась, но при всем старании не смогла уловить прежнего свистящего дыхания. Она потрясла его за плечо, потом еще раз, сильнее, пока не убедилась наконец, что он мертв. Было похоже, что Д'Аламбер погрузился в благодатный мирный сон.

Жюстина подняла его голову и запрокинула ее, стараясь прямо посадить умершего. Когда она подняла мертвого Д'Аламбера, из его груди вырвался грубый хрип, заставивший женщину испуганно вскрикнуть. Но потом Жюстина поняла, что это был его последний вздох. Как давно он умер? В какой из моментов, когда она сидела у его ног, обрел он свой последний покой? Хотя теперь он сидел прямо, голова его склонилась набок, а к щекам прилипли пряди длинных седых волос. Жюстина вытерла мертвое лицо и усадила Д'Аламбера так, как он сидел сегодня утром, когда писал. Теперь, после всего, что она прочла, Жюстина знала его. Теперь он был для нее больше живым, нежели все шесть лет, что она работала здесь. Как жаль, что она не узнана его раньше.